Первое, что я увидел: у входа в КЗ им. Чайковского стояла толпа народу — просила лишние билетики (как потом оказалось, спекулянты виноваты — мест свободных в зале было полно).

Второе, что я увидел, были охранники, которые гонялись за каким-то таинственным человеком в черном плаще.

Третье, что я увидел (точнее, третья и кого), была Лида, пронесшаяся рядом со мной на каких-то диких скоростях, разговаривая при этом по телефону. Вместе с ней мимо пронеслась моя последняя надежда заручиться официальным согласием на проведение съемки, что, впрочем, не очень повлияло на результат.

Народу было полно, попадались люди известные, как-то: Миша Рябчиков (О.Г.И.), Маша Карельская (клуб «Апшу»). В ложе одиноко сидел Михаил Козырев и бросал на публику свои дьявольские взгляды.

Концерт начался так, как это нормально для любого места, кроме КЗ им. Чайковского, — на 25 минут позже.

Через эти самые 25 минут прозвенел третий звонок, и на сцену вышел небезызвестный Н. Дмитриев. После длинной вступительной речи, произнесенной начальником «Дома», начался наконец концерт. Выглядело красиво — Тежик постарался на славу. Федоров, впрочем, был довольно комичен в гигантском костюме XVII века и с гитарой наперевес. Самому ЛФ, очевидно, было неудобно и жарко, поэтому от камзола он вскоре решил освободиться, неуважительно пнув его ногой.

Началось все с арии на музыку Преториуса в исполнении ЛФ – говорят, что она и должна исполняться непоставленным голосом, но мне кажется все-таки, что Леня иногда слишком много на себя берет – и получается не очень чтобы очень. Особенно когда он на русском английском поет: «Лэт ми, лэт ми, лэт ми фри».

Играли, конечно же, «Зимы не будет», сыграли «Вьюгу». Гринденко каждый раз отвечала «Временами года» Вивальди и сюитами из оперы «Королева фей» Перселла, под которые Гаркуша читал свои стихотворения. В общем получалось ничего, но при этом вполне обычно – ничего интересного не происходило. И вдруг… Федоров крикнул, как в «Осколках»: «Раз, два, три…» — и завертелось! Такой «Все вертится» я не слышал еще никогда. И это несмотря на ужасную акустику Зала Чайковского, и это несмотря на сам Зал – не клуб все-таки! Причем вовлечены были впервые с начала концерта все – и Гринденко с «Академией», и «АукцЫон», и Волков, и Гаркуша, который запрыгал, как было написано в одном из отчетов, «не оглядываясь на лепнину зала». Поведение Гаркуши, весьма обычное для концерта «АукцЫона», видимо, очень развеселило Гринденко. А когда вступил орган, всеобщая вакханалия превратилась во что-то непередаваемое. После накала «Все вертится» последовала заключительная ария, солистом опять выступал Федоров, но на этот раз ему подпевали оба ансамбля. Получилось нечто вроде застольной песни XVII века.

Среди множества дисков, продававшихся в перерыве в фойе, было и новое издание аукцыоновских альбомов – никаких бонус-треков на них нет. Продавали «Как я стал предателем» и, под предлогом, что это последние экземпляры в таком издании, предлагали его за 900 р.

Второе, довольно короткое, отделение состояло из произведения Мартынова «Листок из альбома». Условно его можно разделить на две части: первые 20 минут идет перебор на фортепиано одних и тех же трех-четырех нот, затем вступают остальные музыканты. Минималистическая первая часть оказалось по нраву явно не всем: публика проявила «отменный» вкус и в академических традициях Зала Чайковского свистела и орала. Неудивительно, что пианист сбивался, хотя, возможно, виной тому были не зрители. Через 20 минут вступила Гринденко, за ней Волков, затем Рубанов и Коловский, постепенно присоединялись все новые и новые, а зал примерно с той же скоростью пустел. Но при этом чем больше музыкантов вступало, тем более захватывающей становилась музыка. Когда она достигла кульминации, появился Мартынов, взял с пюпитра листок из альбома, поднял над головой, разорвал надвое и ушел. После того как листок был разорван, порвалась и сама музыка, все начало скрипеть, шуметь, греметь. Скрипела гринденковская скрипка, скрипел и рубановский саксофон – в типичной аукцЫоновской манере.

Концерт закончился. Биса не было – было два поклона. Федоров был явно доволен и, улыбаясь, перешептывался о чем-то с Рубановым.